Максим Лебский: Сила из бессилия

Мы живём на стыке десятилетий, в ходе которых всё выше поднимает голову новый неолиберальный порядок в России, возникший на костях рухнувшего СССР. Даже людям не страдающим быстрым усвоением и анализом информации стала ясна основная социально-экономическая и политическая основа путинского режима. 11 лет - срок немаленький, - за куда меньшее время прогремели основные битвы Великой Французской революции, за почти такой же срок российский пролетариат сумел трижды развернуть свой революционный штурм крепости самодержавия и капитализма. Россия нулевых словно находится в историческом забытье и болоте, её не сотрясают бури революционных приливов, на политической авансцене соревнуются политические марионетки и бездарности, которые проводят через все свои действия лишь одни принцип по отношению к власть имущим: «чего изволите?». В разные исторические эпохи время словно растягивается под тяжестью пошлости и реакции, в революционные эпохи – время превращается в сжатую пружину, которая на фоне небольшого временного промежутка даёт возможность проявится лучшим человеческим качествам: революционной самоотверженности, мужеству, героизму. Ленин любил повторять: «один день революции равен месяцам обычной «сонной» жизни».

Прошедшее десятилетие оставило после себя противоречивые чувства. С одной стороны для обывателя было очевидно, что период правления клана Путина явно продемонстрировало некоторые успехи ,относительно периода лихих 90-х. Но у этого Януса было и второе лицо которое заключалось в том, что социально-экономические устои постсоветской власти не изменились ,а еще более законсервировались. Только град нефтедолларов позволил режиму Путина набрать некоторую популярность в глазах обывателей.
Постоянный рост цен на энергоресурсы позволил российской власти получить определенный капитал, который был направлен на создание рабочих мест для т.н. среднего класса. Основным местом его концентрации стали столичные города (Москва и СПб). Средний класс долгое время не имел никакой определенной политической ориентации, он был погружен в свою работу , наслаждался потребительским достатком который он заполучил. Поэтому мы могли видеть его в респектабельных (и не очень) офисах, магазинах, ресторанах и иных развлекательных учреждениях. Единственным свободным пространством где его нельзя было обнаружить это был уличный антиправительственный протест. Нельзя сказать, что средние городские слои были надежными столпами режима, они скорее были аполитичны или пассивно лояльны по отношению к правящему режиму.
Но мировой экономический кризис, который частью нарушил безмятежный покой городских слоев, вытолкнул последних в пространство политического протеста. Непосредственным поводом для протеста стала очередная фальсификация думских выборов, которая была проведена партией власти. Вполне метко описывает эти события Борис Кагарлицкий: «Правящие круги искренне не понимали масштабов кризиса, в который они погружаются, надеясь решить все проблемы по привычному сценарию - максимум голосов для «Единой России» при минимуме подтасовок. Выступление клоунов в роли «официальной оппозиции» должно было решить эту задачу. Но выяснилось, что изрядная часть населения - прежде всего аполитичные обыватели, предпочли клоунов тем, кого они считали «жуликами и ворами». Судя по всему, около 18.00 по московскому времени в высших эшелонах власти осознали надвигающуюся электоральную катастрофу и дали приказ спасать положение любой ценой. Началась грубая и бестолковая фальсификация, организаторов и исполнителей которой ловили с поличным буквально на каждом шагу. А итогом оказался беспрецедентный исторический результат: власть одновременно умудрилась подтасовать выборы, так и не сумев выиграть их. Чисто российское самоубийство».
Период декабря–марта стал временем небывалого в путинской России подъема протестной активности и социальной самоорганизации населения. На улицу выплеснули средние городски слои, которые были явно рассержены на власть и требовали перемен. Отчаянные головы видели в этом уже витающий дух революции, который сметет власть не оставляя ей шансы на реванш. Но подобные выводы конечно, были обусловлены некоторой спешкой аналитиков и резонансом ввиду масштаба событий. Но выборы в думу конечно были репетицией генерального сражения - президентских выборов, которые должны были легитимизировать шестилетнее правление ставленника крупного капитала - господина Путина. Уже изначально весь протест начал крутиться вокруг этой фигуры. Сначала этой было прикрыто протестом против партии власти , но ближе к марту все заметнее становились контуры главной мишени. К началу марта, протест окончательно персонизировался, и свелся к фигуре действующего премьера. Персонализация протеста чисто внешне может показаться вполне полезным делом, все проблемы «вешаются» на Путина, что способствует упрощению донесения до обывателя сути протеста: «Кто виноват? Путин. Уберите Путина , возможны перемены к лучшему». Логика чрезвычайно проста, но она таит в себе большую опасность. Она состоит в том ,что цели борьбы носят чрезвычайно поверхностный характер по отношению к системе власти. Совершенно не анализируется та экономическая политика господствующего класса, которая рождает необходимость в путиных. Конечно данную иллюзию очень быстро могут разрушить реально разворачивающиеся события ,но долгое нахождение в иллюзии совершенно не позволит сформировать положительную программу действий направленную не на марионеток власти , а на корень власти - это господствующие отношения собственности и финансовый капитал. Если Путин стал уже вторым «я» протестующего не исключено то ,что если правящий класс все же решится на смену актеров в своем театре ,основная мотивация протеста просто исчезнет в виду иллюзий в которые наверняка впадут либералы, поверив в новый кабинет. Ввиду этого достаточно легко у многих людей может сложиться неправильный взгляд ,что уход Путина даст кардинальные изменения. Очень верно пишет об этом Алексей Этманов, лидер МПРА (Межрегиональный профессиональный союз работников автомобильной промышленности): «Большинство тех, кто организовал эти митинги — из старой либеральной оппозиции, и они всего лишь пытаются вернуть себе «место под солнцем». Ведь почти все из них когда-то были с этого «места» смещены. Что касается моего отношения к самим митингам — я рад, что низовая активность просыпается. В паре митингов я сам участвовал, но дальше участвовать не хочу, потому что крики и лозунги типа «Путин — вор!» совершенно не отражают необходимости изменения политической и экономической системы. Вот когда сами трудящиеся смогут выработать свою точку зрения на изменение этой системы, когда будет четкое представление, как добиваться выполнения требований рабочих этой страны, а не очередной группки, после выборов которой через полгода можно будет опять выходить на улицы и кричать, что вор уже не Путин, а Немцов или кто-то иной — тогда можно будет о чем-то говорить. Система сегодня устроена так, что тот, кто придет на место Путина, будет точно таким же. Так что либералы действовали чисто в своих собственных интересах. Выборы прошли — ну да, они добились этими выплесками какой-то нужной им либерализации законодательства в плане регистрации партий и чего-то еще, но в корне это систему не поменяет. Все причины проблем те же, и проблемные точки тоже».
Постоянная рефлексия и самоанализ являются рабочим состоянием для левой мысли и в целом для левого движения. Стратегия же левых первоначально сводилось к не сложному принципу «не раскалывать протест». Это означало ,что свою программу они временно должны сунуть в карман, а всю борьбу свести к требованиям честных выборов. Наиболее критически мыслящие представители левой мысли справедливо критиковали такую тактику за хвостизм , который закономерно обуславливал отсутствие собственной политической стратегии борьбы. Предлагаема ими альтернатива состояла в выдвижении т.н. называемых социально-экономических лозунгов и требований, которые должны были обличать деятельность правительства по разрушению бесплатной медицины, бесплатного образования, существование кабального по отношению к работнику Трудового кодекса, подчинение и репрессии против независимых профсоюзов.
В чем же состоит причина того ,что эта довольна простая идея не получила широкого практического воплощения в прошедшие месяцы? Объясняется это прежде всего тем , что основной социальной базой, которая должна была усваивать эти новые лозунги оставались средние городские слои, т.н. средний класс. Его социально-экономическое положение таково, что оно обуславливает некоторую независимость от патерналистской государственной помощи. Конечно нельзя заявить ,что средний класс совершенно не волнует неолиберальные изменения в медицине или в образовании, но влияние это опосредованное и не такое прямое, как например на нуждающихся бедняков . Последние напрямую зависят от помощи государства , и любое ее ослабление очень сильно понижает покупательную способность этих слоев населения , ставя их на грань выживания. Также некоторое прохладное отношение к социальным лозунгам еще объясняется тем, что средний класс уверен в своей успешности на поле радикально-свободного рынка, естественно на рынке все приобретает форму товара, который оплачивается покупателем, ввиду этого у городских слоев есть надежда что с коммерциализацией тех общественный сфер, которые этому ранее не были подвержены, на порядок увеличится качество предоставляемых услуг той же медицины, которая в своем сегодняшнем, явно разлагающемся виде, средний класс не устраивает. Нужно покончить наконец с эфемерной надеждой, что сытый, успешный средний класс сможет стать социальной опорой радикальных социально-экономических перемен. Средний класс не спешит брать на себя обязанности по отношению помощи другим слоям населения, они по его представлениям просто оказались неудачниками, не вписавшимися в новую экономику, в виду этого достаток и положение среднего класса для него вполне справедливы и оправданы. Тот, кто защищает свои привилегии, собственно в никаких серьезных переменах не заинтересован. Мао это выразил в такой хлесткой фразе: «Бедность побуждает к переменам, к действиям, к революции».
Многие левые не верно полагают до сих пор, что их не успех обусловлен действиями либеральных деятелей. Постоянно слышны жалобы: нам не дают слова на митингах, нас зажимают, либералы нас всячески подставляют и прочее, прочее. Пора наконец понять - дело в том, что левую риторику, основная масса, которая собирается на площадях, слушать не желает. Признаться в этом сложно, но крайне необходимо, только тогда мы обнаружим корень проблемы, а не будем сетовать на то, что нам не дают микрофона. Если бы левые пользовались поддержкой и популярностью, их речи желали бы слушать, либералов и слушать никто не стал, просто со сцены за шкирку выкинули бы.
Александр Шубин пишет: «И либерально-оппозиционные, и пропутинские СМИ боятся социального сдвига оппозиционного движения, соединения политического и социального протеста. Но и мы должны опасаться, что либерально-популистский блок попытается также приватизировать социальный протест, как он приватизирует политический». Просто интересно, чем же опасны эти социальные требования? Видимо, они подрывают политическую, экономическую основу режима? Вот их конкретный перечень:
1. Мораторий на новую программу приватизации стратегических отраслей, научных и научно-производственных предприятий.
2. Национализация естественных монополий.
3. Отмена ФЗ-83. Законодательный запрет на приватизацию или коммерциализацию любых учреждений социальной сферы (школ, больниц, музеев).
4. Мораторий на рост цен на ЖКХ, тарифов естественных монополий, бензин, медикаменты.
5. Восстановление свободы профсоюзной деятельности и права на забастовку. Законодательный запрет практики «заемного труда». Решительный пересмотр существующего Трудового кодекса и «Закона о профсоюзах», ограничивающих права работников.
6. Пересмотр действующих Лесного и Градостроительного кодексов. Безусловный запрет уплотнительной застройки, сокращения территорий парков, заповедников, лесов, водоохранных зон и любого строительства на их территории.
7. Запрет на повышение пенсионного возраста. Размер пенсии должен быть выше реального прожиточного минимума.
Вполне себе социал-демократическая программа, которая вполне мирно может ужиться с капитализмом, как это не раз продемонстрировала история. Видимо, самым радикальным пунктом может показаться пункт № 2. Но и к чему же может привести национализация естественных монополий? С большой долей вероятности можно предположить, что рента с использования естественных недр будет делиться между господствующими кланами бюрократ-буржуазии под прикрытием поступления в госбюджет, положение трудящихся кардинально от этого не изменится. Ленин еще при существовании монархии настаивал на национализации, потому что РСДРП явно выдвигала революционную программу, которая ставила задачи свалить как самодержавие, так и капитализм. Ввиду этого национализация облегчала в дальнейшем взятие власти и установление единого контроля над хозяйством страны, т.к. уже был бы создан общенациональный механизм по управлению промышленностью.
Социальные лозунги не являются для левых самодостаточными целями борьбы, несмотря на то, что их воплощение - есть важное завоевание для трудящихся. Требования эти, конечно, сугубо реформистские , и направлены на изготовление заплат для дырявого капитализма. Реформа же для революционных социалистов всегда была побочным результатом революционной борьбы, любая реформа является большей или меньшей уступкой для капитализма, для уничтожения которого у революционеров не хватило сил. Имея за альтернативу либералам единственно выдвижение социальных требований, левые с самого начала превращают себя в реформистскую силу, которая не становится источником качественно иного процесса, а является частью старого. И поэтому та же национализация без дальнейшей революционной перспективы не приведет ни к чему положительному. Стоить давно расстаться с предрассудком, что национализация хороша в принципе, в независимости от того, в каких условиях, каким классом и ради каких целей она проводится. Фридрих Энгельс указывал на то, что прогрессивна лишь та национализация, которая вызвана потребностями развития производительных сил, «... так как лишь в том случае, когда средства производства или сообщения действительно перерастут управление акционерных обществ, когда их огосударствление станет экономически неизбежным, только тогда — даже если его совершит современное государство — оно будет экономическим прогрессом, новым шагом по пути к тому, чтобы само общество взяло в свое владение все производительные силы».
Сегодня национализация в России как раз экономический прогресс не гарантирует, национализация может привести к еще большему сращиванию олигархического капитала и государственных структур, но теперь расхищение естественных ресурсов будет производиться под прикрытием «национального достояния».
К слову сказать, еще более важной для левых является следующая сложность. Левые, имея за собой большую историческую традицию, как раз в ней должны черпать уроки и находить закономерности, умея их диалектически преломлять через конкретную классовую борьбу сегодняшнего дня. Но груз истории многих левых не учит, а подавляет, заставляя осмыслять современный политический процесс в прошедших исторических категориях. Политический процесс без конкретного анализа загоняется в умозрительные рамки и этапы, через которые он по необходимости должен пройти. Это непосредственно касается частого сопоставления современных массовых митингов с Февралем 1917 года. Это сравнение особо опасно ввиду того, что она ведет к катастрофичным для левых практическим выводам.
Схема, согласно которой капитализм начинает полнокровно жить лишь после буржуазной революции, которую от социалистической революции отделяет долгий временный промежуток, в ходе которого развиваются производительные силы, необходимые для установления новых производственных отношений – эта схема была слабым местом всего меньшевизма. Вся сущность их политической стратегии выводилась из этой формулы, полученной в социалистических лабораториях. Следствием подобной стратегии было отсутствие устойчивой самостоятельной политической линии, подчинение пролетариата целям классовой политики буржуазии и, в дальнейшем, полный политический и моральный крах. И все это от того, что некоторые люди питали большие иллюзии по отношению значения своих схем и их соединения с реальной практикой революционной борьбы в условиях России 1917 года. Видимо, левые решили повторить меньшевистские «подвиги», пока наблюдается именно это, но отличия социального состава и требований сегодняшних протестов от февральских 1917, конечно, кардинальные : социальной базой Февраля были петроградские рабочие и солдаты, сейчас же это обеспеченные средние городские слои. Не менее важным отличием было то, что катастрофичное падение меньшевиков обуславливалось тем, что они определенное время шли во главе масс, массы верили и разделяли меньшевистские лозунги. Левые сегодня во главе масс не стоят. Отсюда делается вывод, что стратегия левых должна соответствовать стремлению довести буржуазную революцию до логического конца, т.е. до установления буржуазного демократического режима, и уже после этого предполагается реализация программы-максимум., т.е борьба за социализм. Выбирается подобная тактика во многом потому, что она служит удобным объяснением-оправданием слабости и недееспособности российского левого движения. Данная тактика создает иллюзию рождения силы из бессилия левых, с самого начала обуславливая их второстепенное место в сегодняшних протестах.
Мысль о том, что мы стоим в преддверии буржуазной революции по мнению некоторых товарищей подтверждается во-первых тем, что цели большинства протестующих не выходят за рамки достижения буржуазной демократии. Закономерно предполагается, что в силу поэтапности революционного процесса за периодом установления власти жиронды последует своя якобинская диктатура, а в дальнейшем, видимо, и свой термидор. Но означает ли то, что если протест находится в рамках буржуазного строя, его обязательно должна возглавлять либеральная буржуазия? История не раз на примере Первой русской революции и других доказывала обратное. Запоздалые буржуазные революции отличаются от ранних как раз тем, что в обществе наряду с буржуазией уже существует сильный пролетариат, который представляет большую угрозу господству буржуазии. И именно опасность со стороны пролетариата вызывала колебания и боязнь буржуазии, что революция может выйти за рамки решения задач буржуазной революции. Колебания буржуазии снимали с нее титул последовательно революционного класса, лишь пролетариат при поддержка крестьянства был способен довести буржуазную революцию до конца, очистив общество от феодального хлама.
Сегодня в России буржуазный строй прочно установлен, пусть это зависимый, полупериферийный капитализм, но все же не много найдется людей, отрицающих тот факт, что у нас существует именно капитализм. В рамках этого капитализма идет борьба между различными кланами и группами буржуазии. Современные политические реалии России таковы, что слабость пролетариата может обусловить революционность либеральной буржуазии, которая противостоит реакционной бюрократ-буржуазии.
Именно в таком развернутом виде можно представить аргументы в подтверждение надежды на буржуазную революцию в ближайшем будущем для России. «Приход к власти либеральной буржуазии повлечет за собой не только немаловажную демократизацию всех политических и общественных институтов, но и важные экономические реформы». Выше озвученный взгляд может существовать как раз лишь в том случае, если рассматривать Россию изолированно от мирового рынка. Сегодня каждая страна на тех или иных условиях вписана в мировое разделение труда, которое функционирует по законам неолиберализма, диктуемым МВФ. Дабы радикально изменить направляющую экономического развития России, ей необходимо полностью порвать со своей ролью сырьевого придатка. Способна ли на это либеральная буржуазия?
Мы полагаем, что не способна по следующим причинам. Промышленная буржуазия безусловно не может быть достаточной сильной дабы претендовать на политическую власть на фоне продолжающейся деиндустриализации экономики России. Перед ней стоят как минимум две очень сложные задачи: 1. Скинуть с политического олимпа бюрократ-буржуазию; 2. Разорвать с ролью России на мировом рынке как сырьевой державы. При этом не стоит забывать, что бюрократ-буржуазия и промышленная буржуазия имеют один общий исторический источник – это приватизация государственной собственности в 90-е года. Промышленная буржуазия оппозиционна потому, что она проиграла борьбу другому клану буржуазии, который сросся с государственным аппаратом и превратился в бюрократ-буржуазию. Для радикального изменения направленности экономики России, для развития наукоемких и высокотехнологических областей потребуется поставить вопрос о пересмотре результатов приватизации, ввиду их незаконности. Безусловно, «священное» право частной собственности придется нарушить. Нам представляется, что оппозиционная буржуазия на реприватизацию конечно не пойдет, т.к. вполне остро может стать вопрос о законности той собственности, которая принадлежит «либеральной» буржуазии. «Либеральная» буржуазия поменяется с бюрократ-буржуазией местами, причем никаких радикальных экономических изменений к лучшему за этим не последует. Можно прийти к выводу, что в современных российских условиях «либеральная» буржуазия никакую прогрессивную и революционную роль сыграть не сможет, у ней и нынешней власти одна экономическая основа, за которую они будут держаться до последнего. Даже обещанная демократизация может вполне быть проведена нынешним путинским режимом. А почему нет ? Конечно, если иметь в виду буржуазную демократию в ее границах: выпустят на сцену новых, более отдаленных от власти, но все же марионеток, и предложат сделать выбор между властью и этими марионетками. Разрешат свободно, без придирок проводить митинги и шествия, дадут еще какие-либо подачки – все эти меры в совокупности никак капитализму угрожать не будут, все-таки необходимо помнить, что буржуазная демократическая республика наиболее удобная для буржуазии форма власти: обманчивость наличия свободы замещает потребность в подлинной свободе.
Весь новый «Февраль-1917» живет в сознании тех левых, которые не могут проанализировать реальность с позиций конкретной диспозиции классовых сил в современной классовой борьбе. Им все хочется пройти по проторенной дорожке, т.к. никакой старой дорожки нет, они снова неизбежно попадут в тупик. Вот чтобы последнего не произошло, нужно осознать уже сегодня, что перед Россией не стоит перспектива буржуазной революции, которая радикально изменит к лучшему положение трудящихся. Перед Россией стоит альтернатива: либо власть того или иного клана буржуазии, который будет дальше консервировать путь сырьевой державы, либо социальная, антибуржуазная революция, которая одна способна вырвать трудящихся из угнетения и унижения, которым они постоянно подвергаются при господстве буржуазных производственных отношений.
В чем же видится выход из тупика, в котором находится левые? Перспектива вырисовывается лишь в том случае, если левые принципиально изменят центр тяжести своей деятельности, переместив его из сферы «общегражданского протеста» средних городских слоев в сферу борьбы российского пролетариата за первичные экономические требования. Левые обоготворяют идею, умозрительную абстракцию пролетариата, полученную из марксистских трактатов прошлого-позапрошлого веков. Настоящего рабочего с его заблуждениями и страданиями социалисты не знают, и даже искреннего стремления к этому сейчас нет. Большинство левых замкнуты в своих тусовках, но с агитацией на заводах их практически не увидишь.
Идеологи неолиберализма настолько вколотили видимо в умы наших левых свою догму о смерти промышленного пролетариат в 21 веке, что левые никак не могут заметить многомиллионный рабочий класс, который окружает их в России.
В 70-е годы 19 века разночинная революционная интеллигенция провозгласила начало «хождения в народ». Сотни юношей и девушек, бросая учебу, устремлялись в деревенскую глушь, дабы говорить неграмотным крестьянам о социальной справедливости и социализме, об обществе, где не будет податей и угнетения помещиков. Народников по праву многие критиковали за неверную теорию, ошибочную тактику и т.д. и т.п. Но чему сегодняшние «правильные» российские марксисты могут поучится у народников - это, прежде всего, тому высокому искреннему энтузиазму, той жажде борьбы за социальную правду, которая наполняла деятельность революционеров-народников. Это жажда социальной правды толкала их к полному отрицанию каких-либо корыстных побуждений, они воплотили в реальность тот высокий идеал революционного подвижничества, в котором черпали нравственные силы все последующие поколения революционных борцов. Заслуга народников том, что они создали новый тип личности в российском обществе - тип революционера, самоотверженно сражающегося за народное благо против самодержавия. Даже слово «революционер» превратилось в почетное звание, которому необходимо было соответствовать всей своей жизнью и деятельностью.
Что мешает современным российским левым повторить подобное хождение, понимая, конечно, под народом массу рабочих? Мешает собственная леность, невежество, отсутствие идей и стремления к борьбе, постоянные склоки внутри микроскопических левых партий и организаций. Но дело не только в субъективных причинах, главное препятствие, на наш взгляд, в том, что пока российское общество не выработало общественной необходимости в революционере, как типе личности. Поэтому повторение подобного движения, а именно попытки соединения социализма с народной массой - сейчас мало вероятно.
Но, безусловно, констатация наличия болезни не означает, что нужно опустить руки и плыть по течению. Критический анализ необходим не потому, что мы еще раз хотим повторить многократную голую критику по отношению российского левого движения. Нет, критика и осознание ошибочности действий должны, прежде всего, подтолкнуть к размышлениям и самоанализу.
Левое движение имеет будущее лишь как левое рабочее движение. Левые должны обратить основные свои усилия на работу в рабочей массе. Положение классового сознания российского пролетариата таково, что ему необходимо еще стать классом «для себя», т.е. обрести пролетарское сознание самостоятельной политической силы, сражающейся за свои классовые интересы. Обретение такого самосознания - сложный и поэтапный процесс. На наш взгляд, сегодня перед рабочим движением стоит цель - пройти ступень чистого «экономизма», это означает, что левая интеллигенция должна помочь рабочим в борьбе за их первичные экономические требования. Ступень «экономизма» позволит вырвать активное ядро пролетариата из того классового забытья, в котором он находится. В экономической борьбе рабочий почувствует, что означает сила коллективного действия, направленного к осознанно поставленным целям. Также рабочие проникнутся определенным доверием к левым активистам, отчасти перестанут видеть в них бесполезных фантазеров, говорящих о коммунизме, когда в голове у рабочего одна мысль: «лишь бы до зарплаты дотянуть».
Важны также и другие формы организации рабочих. Наиболее удобной представляется форма просветительского кружка, где левые активисты могли бы проводить занятия по основам социалистической теории, истории рабочего движения и т.д. Безусловно такие начиная сегодня есть, но они единичны. У многих даже отсутствует осознание необходимости таких мероприятий в виду того, что здесь нельзя получить быстрый и эффектный результат, здесь нужен крайне кропотливый и систематичный труд. Многие левые активисты к этому не готовы.
У лидеров независимого рабочего движения присутствует четкое осознание вышеуказанных проблем и методов их решения. Вот что говорит Алексей Этманов: «Прежде всего, российским левым нужно пойти поработать на заводе. Потому что большинство тех левых, которые объединены в какие-либо организации, никогда не чувствовало на себе реалий заводской жизни. И после этого можно будет начинать совершенно спокойно работать с трудящимися. Самая большая ошибка левых заключается в том, что они хотят, чтобы все трудящиеся сразу стали марксистами-ленинистами. Это невозможно. Большая часть рабочих достаточно меркантильна. Для начала нужно научить этих людей совместно бороться хотя бы за экономические интересы».
Рабочие не обладают внешним, поверхностным радикализмом, их не особо волнуют лозунги «Россия будет свободной!» или «Россия без Путина!». Но в потенциале именно пролетариат является тем классом, который по своему экономическому положению в буржуазном обществе способен реализовать социалистическую программу-максимум. Но от экономической борьбы до выполнения этой программы, конечно, сегодня далеко. Борьба пролетариата за повышение зарплаты, за т.н. пролетарскую копейку выглядит не так эффектно, как «борьба с режимом» на «болотных» митингах, поэтому левым придется настроиться на долгий рабочий ритм.
Летний период образует временные каникулы для участников различных «оккупаев» и прочих мероприятий. Это время левые не должны провести в пассивном ожидании сентябрьского митинга, их задача - непосредственно подготавливать себя к пропагандисткой и иной деятельности на промышленных предприятиях, уделяя этому первостепенное значение.

Максим Лебский

________________________________________________________ Понравилось? Опубликуй у себя:

Tweet